Интересная трактовка ухода за Грань Мелькора * * *
Отворились Врата Ночи и Вечность дохнула в лицо. Оставался
последний шаг. Его никто не подталкивал -- слишком близка была
вечная Тьма. И Могущества Арды опасались приблизиться к Вратам
Ночи, за которыми она начиналась. Они боялись ее, потому что не
знали ее и запрет Эру останавливал их. В иную минуту он,
наверное, рассмеялся бы -- ведь они считали себя бесстрашными,
называя его при этом трусом. Да, он знал страх. Но это не был
страх, лишающий разума и обращающий мыслящее существо в
дрожащий комок плоти. Если об этом шла речь, то, скорее, Валар
знали это. Он боялся только за Арду и тех, кто остался после
него на Темном пути.
Но сейчас какое-то новое чувство овладело им. Он не знал
имени ему, не мог его определить. Наверное, сейчас он
почувствовал страх за себя, ибо не знал, что теперь будет. Он
только догадывался, ч т о может случиться, и давнее
воспоминание вспыхнуло обжигающим огнем.
Это было в длинные, нескончаемые годы первого заточения,
когда в непроглядном мраке и оглушающей тишине чертогов Мандоса
он прошел все стадии отчаяния -- до тупой, лишающей воли и
разума тоски. Мандос тогда еще не осмелился посетить опального
Мелькора -- пока не Моргота, и не возродил еще в нем надежду. А
было так -- среди мрака он увидел звезду. Может, это было
наваждение из-за постоянного вглядывания в темноту? Может, и
так, но звезда не исчезала. Она была необыкновенно красивой, но
от взгляда на нее невольно сжималось сердце. И почему-то он
вдруг понял -- это звезда Смерти. И растерялся. Почему он ее
видит? Как она зажглась здесь? Почему -- он? Ведь он же Вала,
бессмертный Айну... Или все же он умрет? Но если так, то он
покинет Арду навсегда... И эта мысль вызвала во всем его
существе такую бурю протеста и ужаса, что он едва сдержал крик.
"Я пришел сюда ради Арды... Я не могу, не хочу уходить! Она
погибнет, я не могу умереть! Я не должен!" -- лихорадочно думал
он, стискивая скованные руки. Ведь он не обладает даром смерти,
он бессмертен. "Нет, это все наваждение. Я слишком долго думал
во мраке, и мрак вошел в мой разум. Конечно, я не могу умереть,
и Арда не останется беззащитной," -- пытался он успокоить себя
доводами рассудка, но его сердце болело и стонало, словно
говорило -- это правда, это не наваждение. И почему-то он
поверил сердцу, и сдался мысли о смерти, и долго, безутешно
плакал он один во мраке, понимая, что не уйдет от судьбы, и все
же не желая сдаваться ей.
"Смерти звезда во сне.
Смерть -- начало пути.
Смерть открывает мне
Врата. Через них пройти
Должен Бессмертный -- я
Чтобы стать живым", -- так сказал он тогда, не понимая,
что говорит, и секундой позже испугался своих же слов, понимая,
что так и будет.
Теперь врата были открыты. Оставался только шаг. Он и
прежде не раз покидал Арду и возвращался в нее, но тогда никто
не перерезал ту незримую пуповину, что связывала его с нею.
Теперь путь назад был отрезан. Арда -- его жизнь -- больше не
могла помочь ему, и он не знал, что с ним будет. Что с ней
будет. Врата были открыты. Оставался шаг. Один единственный
шаг. И он сделал его.
Звезды закружились бешеным хороводом и вместе с этой
коловертью в тело начала ввинчиваться боль. Наручники и венец
словно вгрызались раскаленными клыками в плоть, все глубже и
жестче, пустые глазницы будто залил расплавленный металл. Боль
была нескончаемой, неутихающей, к ней невозможно было
притерпеться, привыкнуть... Так мучительно рвалась связь с
Ардой, и он висел в Нигде, растянутый на дыбе смерти и жизни;
изорвав в клочья губы -- чтобы не кричать, чтобы те, кто из-за
стены Ночи смотрит на его муки, не могли торжествовать. Он
превратился в сплошную боль, не в силах уйти от нее в смерть,
не в силах вырваться из ее горячих челюстей. Он не мог даже
сойти с ума и ужас захлестнул его, ибо понял он, что обречен
вечно терпеть эту пытку в полном сознании, безо всякой надежды
на конец. И настал миг, когда разум его вышел из-под контроля
его воли, и стон вырвался из его груди:
-- Помоги... кто-нибудь... пусть я умру...
Внезапно рука боли отпустила его, он даже не сразу понял
это. И услышал голоса.
-- Он не может уйти. Он не может вернуться.
-- Ему больно.
-- За что такая кара?
-- Надо, чтобы он смог уйти. Он имеет право.
-- Да.
-- Да.
Он слышал эти голоса, но никого не видел, хотя зрячими
были его глазницы. И он перестал быть.
Когда он вернулся, он снова ощутил боль, но она уже была
другой и он мог выдерживать ее и мыслить. "Кто вернул меня?
Зачем? За что? Может, легче было бы не быть? Я вернулся... или
меня вернули? Кто, кто?"
-- Мы рядом. Мы -- как ты.
-- Мы были с тобой. Вспомни, ты знаешь нас! И вновь память
вернула ему и это. Валар называли их "злые духи их мрачных
глубин Эа". Он не видел но ощущал их тогда, когда он решился
нарушить мертвую симметрию Арды. Он внутренне знал, что рядом с
ним кто-то есть -- сильный и дружелюбный, и ему было легко и
радостно тогда...
-- Вы Айнур? -- несмело спросил он.
-- Нет, -- ответили голоса.
-- Да, -- сказали другие.
-- Я умер?
-- Так было.
-- Но я бессмертен...
-- Бессмертие есть лишь тогда, когда есть смерть. Ты
знаешь ее теперь. Раньше ты мог лишь давать ее дар другим.
Теперь ты сравнялся с ними. Теперь ты свободен.
-- От чего -- свободен?
-- Ты волен выбирать теперь. Ты можешь покинуть Арду.
-- Нет! Нет!
-- Он прав.
-- Да.
-- Но он уйдет все равно...
-- Не скоро, не скоро...
-- Тогда знай -- мы не сможем освободить тебя от цепей,
ибо они -- из Арды, а ты не отрекаешься от нее. И твои раны нам
не залечить...
-- Не могу. Изначально своей судьбой я связан с Ардой, и
связь эта крепче любой цепи. Я люблю этот мир. И ненавижу его.
-- Так и с нами... Зачем ты берешь на себя эту тяжесть?
-- Не знаю... Не могу видеть сирый этот мир, покинутый
всеми, катящийся в бездну хаоса и безвременья... Не могу...
-- Но ты не сможешь больше вступить в Арду.
-- Я буду хранить ее здесь.
-- Да. Берегись Серой стрелы. Ты понимаешь?
-- Да.
-- Тогда слушай нас: мы отдали тебе свою силу и ты умер;
мы взяли твою боль, и ты можешь действовать. Мы поможем тебе,
ибо если рухнет Равновесие в твоем мире, то пошатнется оно и в
иных мирах. Ныне страшнее всего нарушено оно здесь, и мы даем
тебе Меч. Но скажи -- каков твой путь?
-- Скорбь избираю я.
-- Темен и мучителен этот путь. Но ты выбрал. Протяни
руку!
Он поднял обе руки -- цепь. Гладкая рукоять легла в
ладонь.
-- Но я скован... Я слеп...
-- Не навечно. Твой путь -- перед тобой. Иди, брат. Ты не
один в пути.
-- Прощай, брат! Ты не один... О, долог путь, Зов летит...
-- Прощай! Мы придем! И ты придешь к нам... Мирам нет
конца...
Он ощущал, но не видел их. Но они были рядом, и голоса их
были разными, и теперь гасли они, словно искры в небе...
* * *
"Я вернулся и увидел этот мир, и все, что сталось с ним. И
я проклял его и возлюбил его, ибо пожалел я его. Я умер -- как
те, кому дано покинуть этот мир. Но им дано уйти -- а я не
могу. Слишком прочна цепь любви и ненависти, что приковывает
меня к этому миру. Я вернулся и возложил на плечи свои бремя,
оставленное всеми. И сказал я -- да будет отныне со мною
Скорбь. И стала Скорбь венцом моим, и свита ее -- свитой моей.
И вижу я ныне этот сирый мир, покинутый всеми, и жестокую
Серую стрелу, нацеленную в сердце его. И не вступлю я в мир
этот, ибо не будет тогда ему щита. Не мною одним создан он, и
не все лучшее в нем -- от меня, и не все дурное -- не мое... Но
я один защита ему ныне. И стою я один, и стрела направлена в
мое сердце. Устою ли я -- один? Руки мои скованы... Я зову - -
придите ко мне, возлюбившие этот мир! Я один. Тяжела моя ноша.
Кто разделит ее со мной?"
И среди бесчисленных звезд воздвиг он чертог себе,
доступный и видимый лишь немногим, ибо из боли своей и скорби
создал он его, и не многие могут вступить его и остаться собой,
и не рухнуть под бременем боли и скорби...